Том 27. Письма 1900-1901 - Страница 9

Коробову Н. И., 29 января 1900

3023. Н. И. КОРОБОВУ

29 января 1900 г. Ялта.

29 янв.

Милый Николай Иванович, спасибо за письмо и поздравление. Очень, очень радуюсь за Екатерину Ивановну; когда она приехала в первый раз в Ялту и поселилась у Яхненко, мне было тяжело смотреть, как она тоскует, я жалел ее. Когда же я увидел ее в последний раз осенью, то был поражен переменой. Она не пополнела, а потолстела. Я же не пополнел и не потолстел, а всё в прежнем состоянии. В весе не прибавляюсь, кашляю по утрам. Альтшуллер слушал недавно; говорил, что в правом легком уже чисто; в левом же, вероятно, стало хуже, потому что он поставил мне под левой ключицей мушку. Известие об избрании в академики застало меня в некоторой прострации, когда скверно себя чувствовали и я, и мать, так что я и не разобрал как следует, в чем дело, какого вкуса это звание, а потом, когда выздоровел, то уже была привычка к новому положению, так что на вопрос твой, как чувствуют себя академики, ответить тебе ничего не могу.

В том, что печатается в газетах об академиках и Академии, достоверного мало, так как газеты не осведомлены. «Бессмертными» считаются, как и во Франции, только одни писатели-художники, ординарными же академиками, составителями словаря, будут, по-видимому, только одни ученые исследователи, которые одни будут работать, везти на себе отделение, — ergo получать жалованье. Звание академика, насколько мне известно из бесед с акад<емиком> Кондаковым, который живет здесь, — дает право неприкосновенности (нельзя арестовать) и право в случае поездки за границу получать от Академии особый «курьерский» паспорт (цензура, таможня), а больше, кажется, ничего.

Мне кажется, что я живу в Ялте уже миллион лет.

Поздравляю тебя и Екатерину Ивановну с новосельем и желаю Вам обоим счастья и здоровья. В начале лета, вероятно, увидимся в Москве. Я приеду. А пока жму тебе руку. Поклонись Вячеславу Ивановичу, поблагодари за память.

Твой А. Чехов.

Мизиновой Л. С., 29 января 1900

3024. Л. С. МИЗИНОВОЙ

29 января 1900 г. Ялта.

29 янв.

Милая Лика, мне писали, что Вы очень пополнели и стали важной, и я никак не ожидал, что Вы вспомните обо мне и напишете. Но Вы вспомнили — и большое Вам спасибо за это, касатка. Вы ничего не пишете о Вашем здоровье; очевидно, оно недурно, и я рад. Надеюсь, что и мама Ваша здорова и что всё обстоит благополучно. Я почти здоров; бываю болен, но это не часто — и только потому, что я уже стар, бациллы же здесь ни при чем. И когда я теперь вижу красивую женщину, то старчески улыбаюсь, опустив нижнюю губу, — и больше ничего.

Вы познакомились с писательницей? Воображаю, какие позы Вы принимали перед ней, чтобы скрыть, что у Вас кривой бок. Кстати сказать, весной она будет в Ялте, вот и Вы бы приехали с ней, раз Вы уже условились путешествовать вместе. В Крыму весной очень хорошо.

Мне не нравится, что вы живете в «Гельсингфорсе». Ведь есть же мебл<ированные> комнаты и почище. Наконец можно квартиру нанять. Жить в «Гельсингфорсе» — это дурная привычка, которая не кажется Вам дурной, пока Вы живете в нем, но стоит Вам неделю-другую пожить в другом месте, как Вам «Гельсингф<орс>» станет так же противен, как мне.

Где Варя? Что она?

Свою фотографию я пришлю Вам, когда местный фотограф приготовит снимки. Меня здесь снимают часто, но фотографий мне не дают.

Вы пишете, что уедете в Бердичев. Разве Вы бежите с кем-нибудь из редакции «Курьера»? С Коновицером? Да?

Лика, мне в Ялте очень скучно. Жизнь моя не идет и не течет, а влачится. Не забывайте обо мне, пишите хотя изредка. В письмах, как и в жизни, Вы очень интересная женщина. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Если видаетесь с Гольцевым и Коновицером, то поклонитесь им. И Ольге Петровне непременно поклонитесь.

Чехову М. П., 29 января 1900

3025. М. П. ЧЕХОВУ

29 января 1900 г. Ялта.

Милый Мишель, отвечаю на твое письмо.

1) В Торжке я не был ни разу в жизни и никогда из Торжка никому телеграмм не посылал. Выехал я из Петербурга иа другой день после представления «Чайки», провожали меня суворинский лакей и Потапенко.

2) О том, что я продаю Марксу сочинения и на каких условиях, — Суворину было известно в подробности. На прямо поставленный вопрос, не желает ли купить он, он ответил, что у него денег нет, что покупать мои сочинения ему не позволяют дети и что больше того, что дает Маркс, никто дать не может.

3) Аванс в 20 тысяч — это значит купить произведения за 20 тысяч, так как я никогда не вылез бы из долга.

4) Когда с Марксом было кончено, то А. С. написал мне, что он очень рад совершившемуся, так как его всегда мучила совесть, что он дурно меня издавал.

5) Разговора о направлении «Нов<ого> времени» в Ницце не было.

6) «Отношения», о которых я писал тебе (об этом, конечно, не следовало бы откровенничать с С<увориными>), особенно стали изменяться, когда А. С. сам написал мне, что нам писать друг другу более уже не о чем.

7) Полное собрание моих сочинений начали печатать в типографии, но не продолжали, так как всё время теряли мои рукописи, на мои письма не отвечали и таким неряшливым отношением ставили меня в положение отчаянное; у меня был туберкулез, я должен был подумать о том, чтобы не свалить на наследников своих сочинений в виде беспорядочной, обесцененной массы.

8) Конечно, всего этого мне не следовало бы писать тебе, ибо все сие слишком лично и скучно, но раз тебя обворожили и представили тебе в ином свете, то, делать нечего, выкладываю все эти 8 пунктов — читай и мотай на ус. О каком-либо примирении и речи быть не может, так как я и С<уворин> не ссорились и опять мы переписываемся, как ни в чем не бывало. Анна Ивановна милая женщина, но она очень хитра. В ее расположение я верю, но когда разговариваю с ней, то не забываю ни на одну минуту, что она хитра и что А. С. очень добрый человек и издает «Нов<ое> время».