Том 27. Письма 1900-1901 - Страница 86

Антуан, милый, возврати им свое расположение! Я знаю, что я не имею права вмешиваться в ваши отношения, но Суворины были так со мной откровенны, так искренни, так трогательны были их уверения в симпатии к тебе, что я не имею ни малейшего сомнения в чистоте их отношения к тебе. Анна Ивановна просила меня помирить тебя с ее мужем: „Вы видите, как Алешу это волнует, миленький, помирите с ним Антошу“. Но я не потому прошу тебя за Сувориных. Я не люблю выяснять отношений и всякие посредничества считаю неблагородным вмешательством в чужие дела. Их встреча, то, как они меня встретили, как откровенничали со мной, и как затем целый вечер старик читал мне свой дневник о тебе, мне, с которым у него нет ничего общего, кроме глубокого к тебе расположения, — дает мне право вмешиваться в ваши отношения. Антуан, прости меня за эту смелость и, голубчик, не подумай, что в глуши я так уже опровинциалился, что унижаюсь до посредничества и до сования носа в чужие дела. И если ты по поводу этого письма будешь писать Суворину, то не говори, не упоминай обо мне: мне стыдно. Впрочем, я писал это письмо искренно и честно, боясь солгать даже в одном слове, — пиши, что хочешь. Боюсь только, что о выгодах или невыгодах твоей сделки с Марксом тебе уже прожужжали уши и без меня. Я ровно ничего о ней не знаю, кроме того, что узнал у Суворина, и, значит, не могу судить о том, насколько тебе выгодно или невыгодно было иметь дело с Сувориным или Марксом. Ты это лучше знаешь, твоя святая воля. Да это было бы и неделикатно с моей стороны. Я хочу только, чтобы ты понял из этого моего письма, что я больше говорю об отношениях чисто личного свойства, помимо всяких там продаж и издателей.

<…>

Относительно того, с каким нетерпением дожидался от тебя Суворин ответа на телеграмму с предложением 20–25 тысяч, приведу на память строки его дневника (за буквальность не ручаюсь):

17 янв. послал Чехову телеграмму (следует содержание). Далее идут записи о Сергеенко, Марксе и т. п. Довольно интересно.

18-го. От Чехова ответа нет.

19-го. От Чехова ответа все еще нет. Беспокоюсь.

20-го. Все еще нет от Чехова ответа.

21-го. Наконец-то получил от Чехова телеграмму следующего содержания (содержание телеграммы). Нахожу ее холодной, а Чехова неискренним…

Твой Мишель. Поздравляю тебя с академиком».

О том, что я продаю Марксу сочинения ~ Суворину было известно ~ он ответил, что у него денег нет, что покупать мои сочинения ему не позволяют дети… — В дневнике П. А. Сергеенко имеется запись от 17 января 1899 г.: «У Суворина. Он был растерян и встревожен по поводу Чехова. Зачем ему деньги? он у меня взял 5000. Что такое деньги? У него талант драгоценен, и проч., и проч., „и все такое, понимаете“… В результате Суворин, однако, отказался приобрести Чехова, т. е. не отказался, а путал, путал, так что и сам черт не мог разобрать ничего» (ГМТ).

На следующий день после этой записи 18 января Сергеенко писал Чехову о своем разговоре с Сувориным: «Я не банкир, — заявил Суворин. — Все считают, что я богач. Это вздор — главное же, понимаете, меня останавливает нравственная ответственность перед моими детьми и так далее. Как я могу навязывать им в будущем различные обязательства и так далее. А я дышу на ладан» (ЦГАЛИ).

В эти же дни (23 января) Чехову писал об этом и Ал. П. Чехов: «… слышал, что старик очень хотел купить у тебя то, что купил немец, но наследники не разрешили ему затрату столь крупного капитала. Говорят, сцена была бурная…» (Письма Ал. Чехова, стр. 378).

Разговора о направлении «Нового времени» в Ницце не было. — О подобном разговоре, якобы бывшем у него с Чеховым, Суворин рассказывал также и Сергеенко, который в своем дневнике 18 января 1899 г., записал: «У Суворина <…> Рассказ о том, как в Ницце однажды он спросил у Чехова, почему тот не работает <в „Новом времени“>, и как Чехов, изменившись в лице, проговорил задыхаясь: „Никогда больше не поднимайте вопроса по этому поводу“» (ГМТ).

Анна Ивановна милая женщина ~ не забываю ~ что она хитра и что А. С. очень добрый человек и издает «Нов<ое> время». — 21 марта 1899 г. А. И. Суворина писала Чехову: «Если бы Вы знали только, милый Антон Павлович! Сколько приходится волноваться бедному А<лексею> С<ергеевичу>. Вы бы его пожалели и поддержали! Сколько злобы, зависти, а главное заведомой клеветы! Да, если бы Вы были его другом или просто любили его, Вы бы не молчали в эти тяжелые для него дни. Но Вы его не друг, это я вижу ясно, и Вы его не любите! Пожалуйста, не рассердитесь на меня за это письмо, это не упрек и не порицание, а просто сознание! Вы не виноваты, что мы Вас так любим, про А<лексея> С<ергеевича> я уж и не говорю, воображаю, если бы Вы были на его месте, что он бы писал и делал!

А тут я ясно-преясно увидала то, в чем не хотелось признаваться. Мне жаль ужасно А<лексея> С<ергеевича>. Нет ничего, кажется, обиднее, когда ты все готов сделать для человека, а тебя не понимают или не любят! Для чего, Вы спросите, все это я пишу — сама не знаю! Ужасно бы хотелось утешить чем-нибудь А<лексея> С<ергеевича>, т<ак> к<ак> добрее и бескорыстнее человека не знаю, а ему нечем отвечать. Простите меня, не подумайте дурно обо мне, не читайте того, чего нет! Вы у нас ведь такой умница, просто мне обидно за него, обидно, что у него нет друга, обидно даже, зачем он Вас так любит! Видите, какая я. Я слышала, не знаю еще наверняка, что Потапенко начал тоже, кажется, теперь не либерально писать в „Н<овом> вр<емени>“. Каково Вам понравится? Вот где настоящие-то джентльмены, не даром, значит, изучают графов. Ну, да бог с ним! Вы-то утешьте чем-нибудь нас» (ГБЛ). В следующем письме, в апреле этого же года, она писала: «А<лексей> С<ергеевич> бескорыстен и добр до глупости» (ГБЛ). Мнение Чехова о Суворине примерно в это же время записал в своем дневнике и Сергеенко: «10 июля 1899 г. Его мнение о Суворине, высказанное под секретом только „тебе“, что Суворин скрывает в себе все элементы преступника» (ГМТ).