Том 27. Письма 1900-1901 - Страница 20

Вишневский ничем не интересуется, кроме своей гениальной игры, ничего не видел и поэтому ничего не расскажет тебе. Да и, кстати, ничего нет нового. Стало быть, ты приедешь на Пасху? Театр будет в Севастополе уже на Страстной. Всю Страстную я проведу в Ялте и поеду в Севастополь только в понедельник на Святой. В Ялте спектакли будут на Фоминой. В пятницу Страстную Ольга Леонард<овна> приедет к нам, и в понедельник мы вместе отправимся в Севастополь.

Был мороз, который многое попортил в саду. Камелии (цветы только) завяли.

Будь здорова. Мать кланяется.

Твой Antoine.

«Доктор в „Дяде Ване“ говорит неотразимой очаровательнице Елене Андреевне: „Поживете у нас еще немного, и я вами страх как увлекусь“».

Это из рецензии. Передай О<льге> Л<еонардовн>е, она собирает.

Средину Л. В., 9 марта 1900

3068. Л. В. СРЕДИНУ

9 марта 1900 г. Ялта.

Дорогой Леонид Валентинович, все собираюсь к Вам, да нельзя: погода скверная. Посылаю письмо и телеграмму. Сначала прочтите первое, потом вторую.

Кланяюсь и крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

9/III.

Вишневскому А. Л., 10 марта 1900

3069. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

10 марта 1900 г. Ялта.

10 марта.

Милый земляк, представьте, какое недоразумение: исправник зачеркнул в анонсе «Одиноких»! У него в списке нет этой пьесы. Анонс все-таки был расклеен по всем заборам, столбам и обывательским спинам, билеты все уже проданы, но все же на всякий случай, чтобы не произошло замешательства с афишей, пришлите цензурованный экземпляр «Одиноких». Пожалуйста, пришлите, а то недоразумение неизбежно.

В театре будут все караимы, сколько их есть на Крымском полуострове, со своими женами; они ничего не поймут из того, что увидят, и останутся недовольны.

Вообще много будет ненужной публики, нужная же осталась без билетов.

Скажите Полкатыцкому, что я согласен. Его телеграмму передавал мне чиновник по телефону с дрожью в голосе.

Будьте здоровы и веселы.

Ваш А. Чехов.

Немировичу-Данченко Вл. И., 10 марта 1900

3070. Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

10 марта 1900 г. Ялта.

10 март.

Милый Владимир Иванович, я получил от Горева письмо: хочет ставить «Дядю Ваню» в свой прощальный бенефис. Я написал ему, что я очень рад, но что пьеса принадлежит Художественному театру и что если этот театр не отказался от намерения сыграть ее в Петербурге теперь или в будущем сезоне, то идти на казенной сцене она не может.

Вчера весь день у Синани, продающего билеты, был растерянный, ошеломленный вид, и лавочку его публика брала приступом. Билеты все проданы, и если бы театр был вдвое больше, то и тогда бы билетов не хватило. И это в Ялте, где полных сборов в театре никогда не бывает и театр пустует. Привезите аншлаг.

В Ялте отвратительная погода, можно прийти в отчаяние. Эта зима кажется мне ужасно, ужасно длинной; я совсем не жил, хотя и прожил все деньги, какие только у меня были в руках или на текущем счету. Всю зиму я провозился с геморроем, и только теперь, когда я догадался не есть говядину, мне стало легче.

Пишу ли я новую пьесу? Она наклевывается, но писать не начал, не хочется, да и надо подождать, когда станет тепло.

Сумбатов в Монако? Я тоже стремился туда, но как сосчитал свои деньги и ресурсы, то предпочел посидеть дома.

Не забудь, что ты не прислал мне еще своей фотографии. Мне нужно с подписью не позади, а на самом портрете — это для библиотеки в Таганроге.

Ну, будь здоров. Поклонись Екатерине Николаевне. Горев или Карпов, вероятно, будут писать тебе. Ответь им, что хочешь, не принимая в соображение моих интересов; Александринка мне не улыбается, хотя бы она дала мне 20 тысяч. Жму руку.

Твой А. Чехов.

Суворину А. С., 10 марта 1900

3071. А. С. СУВОРИНУ

10 марта 1900 г. Ялта.

10 март.

Ни одна зима не тянулась для меня так долго, как эта, и только тянется время, а не движется, и теперь я понимаю, как я глупо сделал, оставив Москву. Я отвык от севера и не привык к югу, и ничего теперь не придумаешь в моем положении, кроме заграницы. После весны началась здесь в Ялте зима; снег, дождь, холодно, грязно — хоть плюнь.

На Фоминой в Ялте будет играть Моск<овский> Художеств<енный> театр, привезет свои декорации и обстановку. Билеты на все объявленные 4 спектакля были проданы в один день, несмотря на сильно повышенные цены. Пойдут, между прочим, «Одинокие» Гауптмана — пьеса, по-моему, великолепная. Я читал ее с большим удовольствием, хотя не люблю пьес, а поставлена она в Художеств<енном> театре, говорят, удивительно.

Нового ничего нет. Впрочем, есть одно великое событие: «Сократ» Сергеенко печатается в Приложениях «Нивы». Я читал, но с большой натугой. Это не Сократ, а придира, туповатый человечек себе на уме, мудрость и вся интересность которого заключается только в том, что всех ближних он ловит на фразе. Талантом даже не пахнет, но очень возможно, что пьеса будет иметь успех, так как попадаются в ней такие слова, как «амфора», — и Карпов скажет, что она обстановочная.

Академические новости. Президент очень огорчен и книгой Корша и его полемикой. 5-го февраля были выборы в действ<ительные> члены. Выбран в Пушкинское отделение проф. Кондаков. Значит, с Ламанским и Коршем это будет уж три. И Кондаков мне пишет: «Отделение порешило пока не выбирать на три остающиеся кресла», и думает он, что он лично не дождется, когда кончится это «пока». И о выборе Кондакова официального извещения не было, очевидно скрывают, чтобы не волновать гг. литераторов.