То, что Вы сообщаете о подписке на газеты, интересно. «Новости» падают, и это не удивительно. «Свет», очевидно, уже утратил значение самого дешевого органа. «Сев<ерный> курьер», правда, очень читается в провинции. Если судить о кн. Барятинском по его газете, то, признаюсь, я виноват перед ним, так как рисовал его себе далеко не таким, каков он есть. Газету его, конечно, прикроют, но репутация хорошего журналиста за ним останется надолго. Вы спрашиваете: почему «Сев<ерный> курьер» имеет успех? Потому что наше общество утомлено, от ненавистничества оно ржавеет и киснет, как трава в болоте, и ему хочется чего-нибудь свежего, свободного, легкого, хочется до смерти!
Вашу повесть я, кажется, сдал в московский магазин для передачи Вам или забыл ее на своей москов<ской> квартире. Поищу и пришлю. А Вы пришлите мне Вашу пьесу, я возвращу Вам ее тотчас же по прочтении. Велите высылать мне «Историческ<ий> вестник» — кстати сказать, а если милость Ваша будет на то, то и календарь. В прошлом году я не имел Вашего календаря. Пришлите в переплете.
Здесь я часто видаюсь с акад<емиком> Кондаковым. Говорим о Пушкинском отделении изящной словесности. Так как К<ондаков> будет участвовать в выборах будущих академиков, то я стараюсь загипнотизировать его и внушить, чтобы выбрали Баранцевича и Михайловского. Первый, замученный, утомленный человек, несомненный литератор, в старости, которая уже наступила для него, нуждается и служит на конно-жел<езной> дороге так же, как нуждался и служил в молодости. Жалованье и покой были бы для него как раз кстати. Второй же, т. е. Михайловский, положил бы прочное основание новому отделению, и избрание его удовлетворило бы 3/4 всей литературной братии. Но гипноз не удался, дело мое не выгорело. Добавление к указу — это точно толстовское послесловие к «Крейц<еровой> сонате». Академики сделали всё, чтобы обезопасить себя от литераторов, общество которых шокирует их так же, как общество русск<их> академиков шокировало немцев. Беллетристы могут быть только почетными академиками, а это ничего не значит, всё равно как почетный гражданин города Вязьмы или Череповца: ни жалованья, ни права голоса. Ловко обошли! В действ<ительные> академики будут избираться профессора, а в почетные академики те из писателей, которые не живут в Петербурге, т. е. те, которые не могут бывать на заседаниях и ругаться с профессорами.
Мне слышно, как кричит муэдзин на минарете. Турки очень религиозны; у них теперь пост, они весь день ничего не едят. У них нет религиозных дам — сего элемента, от которого мельчает религия, как Волга от песку.
Вы хорошо делаете, печатая мартиролог русских городов, обойденных взяточниками-инженерами. Вот что писал известный писатель Чехов в своей повести «Моя жизнь»:
Вокзал строился в пяти верстах от города. Говорили, что инженеры за то, чтобы дорога подходила к самому городу, просили взятку в пятьдесят тысяч, а городское управление соглашалось дать только сорок; разошлись в десяти тысячах, и теперь горожане раскаивались, так как предстояло проводить до вокзала шоссе, которое по смете обходилось дороже.
Инженеры-путейцы мстительные люди. Откажите им в пустяке, и они будут мстить Вам всю жизнь — и это по традиции.
Спасибо Вам за письмо, спасибо за снисхождение. Крепко жму руку и кланяюсь.
Ваш А. Чехов.
2996. М. П. ЧЕХОВОЙ
10 января 1900 г. Ялта.
Милая Маша, похлопочи насчет «Новостей дня», напиши, как здоровье Е. З. Коновицера. Погода у нас солнечная, теплая; сегодня шел дождь, как в мае, теплый.
Лампу купи лишь в том случае, если ее можно выслать по почте. Всё благополучно, мать здорова. И ты будь здорова. Кланяйся замечательной актрисе и всем.
Твой Antoine.
11 янв.
На обороте:
Москва. Марии Павловне Чеховой.
Мл. Дмитровка, д. Шешкова.
2997. В. А. ПОССЕ
11 января 1900 г. Ялта.
11 январь.
Многоуважаемый Владимир Александрович, возвращаю корректуру. Читать ее было очень трудно, так как типография почему-то не прислала оригинала. Есть пропуски, которые я возобновлял по памяти кое-как; промежутки между полосами тесны, писать негде, пришлось разрезывать, подклеивать, и я едва удержался от намерения телеграфировать Вам, чтобы Вы выслали оригинал.
Скажите корректору, чтобы он уже не исправлял, по возможности не ставил бы запятых и кавычек. Пусть в типографии обратят внимание на соединительный знак ~ в тех местах, где абзацы обрывают разговорную речь.
Корректуру держал я не долго, только одни сутки. Надеюсь, что моя повесть не задержит книжки.
Желаю Вам всего хорошего.
Преданный А. Чехов.
В Ялте ждут Горького.
Корректура пошла заказною бандеролью одновременно с этим письмом.
2998. М. П. ЧЕХОВОЙ
11 января 1900 г. Ялта.
Милая Маша, фотографию с кабинетом передай В. Э. Мейерхольду. У нас теплая погода, новостей нет. На шоссе работают. Будь здорова.
Твои Antoine.
11 янв.
2999. В. А. ПОССЕ
12 января 1900 г. Ялта.
12 янв.
Многоуважаемый Владимир Александрович, вчера я послал рукопись и письмо, ездил нарочно на пароход, чтобы корректура пришла к Вам поскорее (корреспонденция с парохода идет потом в курьерск<ом> поезде, а не в почтовом). Итак, название повести осталось прежнее. Повесть делить никак нельзя, она пойдет вся в январ<скую> книжку. Еще что? Сделайте распоряжение, чтобы корректор не ставил запятых и кавычек. Кстати сказать, в шрифте, каким набирается «Жизнь», человеку с зрением средней силы трудно различить точку от запятой. Шрифт немножко изысканный, недостаточно простой.