Том 27. Письма 1900-1901 - Страница 195

195

…а в «Петербург<ской> газете» пишет Кугель… — В «Петербургской газете» А. Р. Кугелем были написаны рецензии на все спектакли Московского Художественного театра. Так, в № 49 от 20 февраля 1901 г., в отделе «Театральное эхо», была помещена его рецензия за подписью Homo novus на первый спектакль Художественного театра «Дядя Ваня»: «Спектакли Московского Художественного театра <…> составят событие нашего театрального сезона, — писал рецензент. — <…> Это едва ли не лучшая пьеса талантливого автора <…> Недоконченность, как идея пьесы, есть в то же время и форма чеховского творчества. Краски все бледноватые; недокончены ни фигуры, ни сцены, ни положения. Это та особенность чеховских пьес, которая лишает их шумного успеха. Здесь нет смены ярких и определенных положений». Детально проанализировав постановку каждого акта «Дяди Вани», рецензент заключал: «Впечатление? Я думаю, что главный герой вечера это — все-таки г. Чехов, автор интересной и талантливой пьесы. Играл действительно хорошо г. Станиславский; очень искреннее, хотя неровное дарование обнаружила г-жа Лилина. Г. Артем хорошо мимирует, но тон его суховатый и немножко декламационный. Г. Вишневской был хорош в третьем акте, но акцент и отсутствие чувства мешали полноте впечатления <…> Наконец, г. Лужский делает свою роль очень добросовестно, и „швы“ не везде заметны. И все передают автора. В этом все дело. Это маленькая особенность, которую упускают из виду в наших театрах, — что играть и обставлять на сцене следует автора, а не роли. Настроение г. Чехова, его мысли и чувства передаются московским театром с замечательною отчетливостью, и в этом главный успех спектакля».

О втором спектакле «Три сестры» («Петербургская газета», 1901, № 59, 2 марта; отд. «Театральное эхо») Кугель писал: «Это не только интересная, по-моему, но и сильная пьеса. Представьте себе жизнь не так, как она протекает пред нами в пьесах и романах, т. е. в качестве логического круга друг друга обусловливающих действий, связанных единством интриги, но так, как она есть на самом деле <…> На деле все случайно и самостоятельно. А. П. Чехов старается отыскать внутренний смысл жизни в ее бессмыслице, в том, что один пришел, другой ушел, один влюбился, другой застрелился, один спит, другой читает книгу. Вот что такое жизнь <…> Он захватывает жизнь, если можно выразиться, неводом, и в нее попадает все: крупная рыба, наряду с плотицей, водоросли, наравне со всяким сором. Так вот что такое жизнь, думаете вы со страхом и ужасом. Да, именно это самое, а не то, что пригнано в известные рамки. И это страшно, потому что нелепо, потому что непредвидимо и непоправимо, потому что ваша правая рука не ведает, что творит левая, и все мы живем вразброд, ощупью натыкаясь друг на друга и также точно друг друга сторонясь». В конце статьи рецензент подводил итог: «Такова эта пьеса, очень крупная по замыслу, по едкости, по беспощадности, хотя далеко не завершенная и вряд ли уясненная вполне самим автором. С половины 3 акта ноющая боль, как клещами, захватывает сердце. Этот плач брата Андрея, это „трам-трарам“, эти осенние деревья и уходящая под фальшивые звуки войскового оркестра бригада, это рыдание почти полупомешанной Маши, и этот муж ее, учитель, complaisant et cocu, — это что-то ужасное по мертвящему настроению. Справедливость требует признать, что пьеса заслуживает большего успеха, тем более, что и исполняют ее весьма нарядно. Порадовала меня на этот раз г-жа Книппер. Она весьма недурно играет Машу, немножко бесцветно вначале, но с большою правдою и достаточно выразительно в конце. Недурны и две другие сестры — Андреева и Савицкая. А вот г-жа Лилина на этот раз играла с большими подчеркиваниями и слишком явно „делала тон“. Ах, уж это делание! Нельзя душу сделать, гг. режиссеры! Среди мужчин, кроме <…> Тихомирова и Москвина, интересен г. Станиславский — Вершинин, и глухой сторож — Грибунин. Слаб, и даже очень, г. Лужский-Андрей, и не типичен г. Вершинин — учитель. Но в общем исполнение интересное, и постановка тоже хороша. Звуки за сценой, на сцене и под сценой раздаются в изобилии. Кто-то назвал это „началом музыкальной драмы“. Хотя позвольте вас спросить, зачем это? Жили без этих звуков в театре наши деды…»

…не простит тебе за то, что ты играешь Елену Андреевну… — 20 февраля 1901 г. в рецензии Кугеля (Homo novus) на спектакль «Дядя Ваня» («Петербургская газета», № 49, отд. «Театральное эхо») писалось об исполнении Книппер роли Елены Андреевны: «Г-жа Книппер с неподвижным, маловыразительным лицом, сонным голосом и ленивыми движениями представляет не замершую русалку, которую хочется разбудить, но просто очень флегматичную даму. Это — беспробудная летаргия, и я решительно недоумеваю, чем она могла увлечь и расшевелить всю эту компанию унылых людей <…> Похвалы этой актрисе в некоторых журналах являются для меня совершенной загадкой».

…роль г-жи Холмской… — В это время З. В. Холмская играла на сцене петербургского Театра литературно-художественного общества.

…получил телеграмму от Поссе… — Телеграмма была послана В. А. Поссе 25 февраля 1901 г. во время или после ужина, устроенного редакцией журнала «Жизнь» артистам Московского Художественного театра: «Петербург скрепил союз Художественного театра и „Жизни“. Настроение чеховское, грустное, но не безнадежное. Не забывайте нас. Поссе» (ГБЛ).

Наплюй на все эти рецензии и не грусти. — В письме от 24 февраля Мария Павловна сообщала о настроении Книппер в связи с гастролями в Петербурге: «А в Питере наших актеров бедных ругают здорово! Оля Книппер писала, что уже плакала от газетной руготни. Я покупаю питерские газеты и читаю каждый день, но в ужас от руготни не прихожу. „Дядя Ваня“ пока имеет самый большой успех. „Трех сестер“ еще не давали» (Письма М. Чеховой, стр. 175).

195